Рассказ я писала долго, не могла нащупать нужную струнку в расстроенной скрипке. И вот после объявления конкурса «Что такое свобода?» я поняла, что главная моя идея текста — в освобождении человека от того, что ему не нужно.
И так получился рассказ, он занял первое место на конкурсе КИФ-7. Это конкурс имморт-фантастики. Вышел сборник, который находится в свободном доступе на Ridero
Скачать его можно тут:
https://ridero.ru/books/chto_takoe_svoboda/
А вот и сам текст.
Плата морю
Вы не поверите, сколько глупцов и глупышек теряют на пляжном отдыхе золотые украшения! Кому горе, а нам – море. Всё побережье от Адлера до Новороссийска поделено между такими, как мы, искателями. Иной сезон стоит целого года. Прёт удача после дождичка и шторма. Конечно, вложения есть. И затраты на общак и взятки. Но это же в любом бизнесе. Первоначально я купил водолазный костюм и аппаратуру, которую я ласково называю «дружбаном». Не век же бегать с простыми граблями и самодельным дуршлагом на длинной ручке. Свои вложения я перекрыл уже бог знает когда. Первый улов помню хорошо – серебряный кулончик в виде капельки со вставкой из бирюзы. Ерунда по стоимости, но с него начался мой фарт. Кстати, я даже черметом не брезгую, беру всё, проверяю и сортирую. В одном комке грязи и водорослей непостижимым образом попадается с рыболовным грузилом царский пятак или золотая серьга.
Пристань и мосты – самые вкусные места. Если на твоём участке есть такой— возьмёшь жирно за день. Ещё неплохо ловить там, где труба канализации в море стекает. Противно, но это вопрос привычки. Там золотишко регулярно попадается.
Сначала я работал только из азарта, теперь понимаю – это доход, за который тебе глотку перегрызут. И потому у меня не только металлоискатель и непромокаемый костюм, но и оружие имеется. Доставать его приходилось не раз. Не свои, а чересчур борзые рыпаются. Те, кто края не понимают. Я им доходчиво объясняю, что пойти им надо в запаханную деревню. С магнитом чермет ловить. Но чаще отправляю к Пудовому.
Пудовый из Дивноморска у нас разруливает все конфликты, но поспевает не всегда, потому надо и самому быть настороже. Плату он выбирал по усмотрению. Позавчера забрал у меня золотую цепочку с кулоном в виде змейки, свёрнутой в спираль. Необычная вещица. Жаль было отдавать. Но по правилам лучший улов надо было пожертвовать. Хитрить – себе дороже. «Море не простит», — говорит Пудовый.
Сегодня с утра я работал. «Туту-титу-ту-титу!»— так подавал сигнал мой дружбан, и я вытаскивал то пять рублей, то серебряный крестик на шнурке. Через полчаса в моём улове был золотой перстень с потерянным камешком и горсть монет, потемневших от солёной воды. Солнце поднималось всё выше, на пляже появлялись купальщики, деловито расстилавшие полотенца и тканевые одеяла. Одна мамаша с многочисленными складками на животе устанавливала детскую палатку и косилась в мою сторону. Я ушёл с намерением прийти вечером.
В кафе «Бриз» жарко уже с утра, я сел под кондиционером, Лариса принесла лаваш с начинкой и большую чашку кофе.
— Слышал? У Пудового жена утонула вчера.
— Нет, — я чуть не обжегся, — не может быть. Это точно?
Я допил кофе и набрал номер Пудового. Он был вне зоны действия сети, потому я со вздохом двинулся в Дивноморск.
Побережье встретило меня усиливающимся ветром и встревоженными лицами отдыхающих. На горизонте виднелась высокая тёмная воронка. Не найдя ни Пудового, ни кого-то из наших, я поехал в посёлок. Там, в кафе «Голубая лагуна» за стойкой бара сидел Стас. Он дул пиво, поблёскивая отёкшим лицом. Его спина была покрыта крупными каплями пота и блестела под неоновой вывеской. Мокрая футболка висела на спинке высокого стула. Неаппетитное зрелище, но и другие посетители бара мне были противны — такие же дурнопахнущие толстяки в шортах и их краснолицые спутницы в коротких сарафанах.
— Что у Пудового стряслось? — спросил я без приветствия.
— Его Следственный комитет забрал. Говорят, он жену задушил и в реке притопил.
— Вот бред!— покачал я головой.
Пудовый, конечно, не святой и любил приговаривать: «Только рыпнись. У меня кулак пудовый!» За это и погоняло ему дали. Мог он по кумполу съездить, но вот задушить жену… Театральные неправдоподобные страсти.
— Что-то непруха по всему фронту. В этом сезоне Зубов обе ноги сломал. Купался, с пирса прыгал. А место было знакомое, — продолжал Стас.
— Не слышал.
— Гирька в поворот не вписался, слетел на серпантине в мае. А Тимур траванулся грибами, теперь с циррозом печени по больничкам.
Я сел рядом и заказал пончики. Я люблю пышные, посыпанные сахарной пудрой, слегка поджаристые. Их круглый день готовят тут, а не только к завтраку, потому что хозяин и сам сладкоежка. Надкусил горячий пончик, запил лимонадом. На спине сразу выступил пот, стало легче.
— Ты счёт потерям ведёшь? — хмыкнул я, получилось не смешно.
— Будешь вести, когда такое… Я вообще костюм и оборудование на Авито выставил. На фиг-нафиг такая работа…
Я знал, что не все наши старатели дают на лапу Пудовому. Например, у Зубова и Тимура была своя «крыша». Они не верили в то, что морю нужно отдавать дань. Пудовый платил исправно за всех нас, и потому беда обходила компанию стороной. Зубов и Тимур не верили в приметы, а я … Скорее о от греха подальше держался.
Разговор со Стасом не клеился. Идти мне было вроде бы некуда, но и домой возвращаться не хотелось. Мучило что-то, под ложечкой собирался тяжёлый комок и давил. Горячие пончики или что-то другое?
Расплатился и вышел наружу. Уже не хмарило, а натянуло синие грозовые тучи: вот-вот грянет. Некоторые «дикари» всё ещё шли в сторону пляжа с надувными кругами и вместительными сумками.
Влекомый наитием, я приехал к дому Пудового в новом жилом комплексе «Легенда». «Дорого-богато», — невесело отметил я.
В квартире всё было перевёрнуто вверх дном, а посреди гостиной на диване сидела Карина, дочка Пудового. Уже в чёрном, как полагалось по традициям траура.
— Дядь Лёш, ну не верю я, что папка мамку… — сухие глаза Карины антрацитово блестели, — к тому же я видела след. На шее у мамки. Как от ожога. Её из Мезыби вытащили, неживую. Дядь Коля сказал, что мамке кто-то раскалённым жгутом душил, аж кожа слезла.
— А отец где был?
— Барахтался в речке. Пьяный. Его тоже вытаскивали. С трудом поймали внизу по течению, хотя он хорошо плавает.
Мне не понравилось, что рассказала Карина, и в голове мелькнула странная картинка.
— Украшения на мамке были?
— Не знаю, — всхлипнула Карина,— она всегда, как ёлка новогодняя была золотыми цацками увешана. Теперь в морге всё сопрут.
Я предложил помянуть мамку, и Карина потащилась на кухню. Пока она гремела посудой, я нагло обшарил комод и нашёл шкатулку. Не стал разбирать, что за сокровища там были, а просто запихнул её в рюкзак, пока меня не застукали. Было пакостное ощущение, но я подавил его, наскоро опрокинул стопку и закусил принесённым огурчиком.
Уже в машине я подумал, что вещи в шкатулке надо было бы рассмотреть. Конечно, все мы привозили долю Пудовому в разное время, но кое-какие цацки я запомнил. Пудовый хвалился, что бросает их в море, дескать, морская царица любит наряжаться. Говорил ли он правду – нас не интересовало. Как выяснилось, зря.
Чтобы проверить свою догадку о цепочке, я сразу двинулся на Мезыбь. Пляж, куда ходили купаться местные, я знал хорошо. Дивноморцы в море не плавали, брезгливо посмеивались над туристами, и ездили на горные озёра и речки, где вода чище. Я хотел успеть проверить дно до того, как начнётся сильный шторм.
По дороге к Мезыби дождь ударилс удвоенной силой. Отдельные струи сливались в густую сплошную стену и обрушивались на автомобиль. Дворники метались, как ошалелые. Пару раз я даже останавливался на обочине, тщетно надеясь переждать ливень. Из-за плотных грозовых туч стремительно темнело. Наконец мне удалось добраться до импровизированной стоянки. Пока парковал своего «Патриота» и переодевался в водолазный костюм, я вымок до нитки. Меня не спас и хлипкий навес.
Задыхаясь от неприятного предчувствия, я выскочил из-под него и вовремя! Железо загремело и оторвалось от опор. Рифленый лист стало носить по округе, а я в безмолвном ужасе смотрел на то, как тяжелая махина носится над пустырем, срезая ветки чахлых приморских деревцев. Ветер играл листом, как бумажкой, бездумно кидая его в разные стороны. Казалось, громадина ожила и ищет кого-то.
Оглядываясь, пригибаясь к земле, я побежал от стоянки к пляжу. Со стороны это выглядело странно и жутко: жертва петляет и старается затеряться в невысоких кустах, а за ней неумолимо движется ухающий на ветру лист железа. Я краем глаза заметил его приближающуюся тень и нырнул лицом и животом в мокрый песок. В полуметре надо мной пронеслась возможная смерть и рухнула слева.
Сколько я пролежал на песке, сказать трудно. Моё лицо было сплошь мокрым и грязным. Дождевая вода смешалась со слезами и застила глаза. Я сел и обхватил колени. Тыльные стороны кистей были свезены, потому что перчатки натянуть я не успел, видимо, потерял их где-то у навеса. Отдышавшись, я поднялся и, не глядя на чуть не убившую меня железяку, вернулся к машине за «дружбаном» и вышел к пляжу.
Я всё делаю правильно, морская царевна, и так просто меня не остановить.
Дождь не стихал, но порывы ветра заметно ослабли. Вода походила на кипящий неаппетитный бульон, потому неглубокое дно просматривалось плохо. Скорее всего, его устилала мелкозернистая галька, раз неподалёку виднелись небольшие валуны, почти скрытые водой. В таком бурлении и пене просеивать грунт было не так уж легко, но я решительно вступил в воду. Мелкие и быстрые речные волны старались сбить меня с ног, но я держался и работал. Шум ветра заглушал писк прибора. Дуршлаг наполнялся часто, и я выбирал небогатый улов: монетки, дамские часы, серебряное кольцо и горсть металлических женских шпилек. Наконец, когда я уже обессилел и замёрз от порывов ветра и потока ледяной воды, мне попалась искомая цепочка с кулоном. Я вытащил её из дуршлага, стараясь не порвать и не испортить плетение звеньев. Она тускло блестела в моих пальцах, а единственный глазок змейки горел красной искрой.
Я рассматривал её как заворожённый, и тут набежавшая волна снесла меня вниз по течению, я забарахтался как неумелый подросток и хлебнул воды. Откашливаясь, стараясь не потерять ценный артефакт, я вынырнул и увидел неумолимо приближающиеся ко мне камни. «Не паникуй!» — приказал я себе и набрал полные лёгкие воздуха, стараясь перевернуться ногами в сторону течения. Когда мне это удалось, я успокоился и стал искать ветку, наклонённую к воде, чтобы зацепиться. Грести могла только одна рука, а вторую свела судорога.
Если бы кто-то мне сказал раньше о проделках цепочки, я бы рассмеялся в лицо болтуну. Но не теперь. Я чувствовал, что меня тянет на камни. Речной поток хотел расколоть меня как яйцо.
Почти сразу стало понятно, что подплыть к берегу не удастся, хотя река была не широка. Я постарался как можно выше вынырнуть из волны и зашвырнул цепочку на берег. Она повисла на одной из тонких ивовых веток, и мне мгновенно стало легче, рука обрела подвижность. Гребками я обогнул здоровенный камень, но ударился ногой о другой, мелкий. Это замедлило моё безудержное движение и развернуло спиной к потоку, я облепил руками скользкую глыбу и с трудом вскарабкался на неё. Наконец мне удалось успокоить дыхание и ощупать ноющее тело. «Вроде бы цел», — думал я, отплёвываясь и сморкаясь.
Цепочка посверкивала невдалеке, но чтобы достать до ивовой ветки, требовалось снова очутиться в воде и переплыть реку. Я ждал, когда волны утихнут, и представлял себя чокнутой Андерсеновской русалкой. Наверное, в голове помутилось, если в нее приходили такие образы? Я закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Может, дождаться, когда река устанет бороться со мной, и дождь постепенно стихнет? Нет, в темноте я эту проклятую цепочку точно не найду.
Наконец я решился, бултыхнулся в воду и рванул поперёк мутного жёлтого потока. Хоть меня и отнесло в сторону от манящей ивы, всё-таки на берег я выплыл. От того места, где я припарковал машину было не меньше пары километров. Сколько же времени я потратил в бесплодных попытках найти то самое дерево? Иву было видно из воды, но с берега все заросли казались одинаковыми, мокрыми, скользкими. Они хлопали ветками на ветру, стегали меня по спине, животу и лицу. Вдруг меня ожгло резким щелчком ветки-кнута, и из рассечённой губы потекла кровь. Я выругался, проклиная себя и дурацкую затею.
Что-то мне подсказывало, что мои злоключения не кончатся, даже если найдётся эта дрянная безделушка. Цепочку надо было вернуть морю. А это значило новое и непростое испытание.
Наконец в суматошном колыхании веток полыхнул огоньком глазок золотой змейки, и я вцепился в ствол ивы и полез вверх, оскальзываясь и чертыхаясь. Окровавленными пальцами мне удалось ухватить цепочку. Она легко соскользнула в мою ладонь, как будто ждала встречи.
Обрадованный, я оттолкнулся от ствола ивы и чуть снова не рухнул в воду, но вовремя резко дёрнулся в сторону. Спину пронзила боль, но я только скрипнул зубами. Пошатываясь между ив, я выбрался на тропинку и побрёл к стоянке. По пути я думал, сохранились ли в моей квартире добытые искательством вещи, и не мог вспомнить. Кажется, всё отнесено скупщикам, и смысла возвращаться домой не было. Я бы только потерял время. Лучше самому отнести добычу и забросить подальше в море, чтобы странный артефакт снова не попал в руки человека. Цепочку я бросил в багажник, с глаз долой. Завёл машину и усмехнулся, вспомнив встречу в кафе со Стасом. Он говорил, что бросает бизнес, а я считал его трусом. Теперь же и сам был готов забыть своё чёртовое ремесло.
По дороге к морю я прикидывал, сколько я выручу за оборудование, как внезапно меня обожгла мысль: «У Вики есть золотой браслет!».
Припарковавшись на скользком кармане серпантина, я стал звонить дочери. С каждым гудком телефона меня продирал мороз страха. «Возьми трубку, возьми!» — сквозь зубы шептал я. «Перезвоните позже», — сообщил мне механический голос.
«Где её искать? — утомлённо соображал я, — она может спать дома, быть с приятелем, пойти в кино, поехать к бабушке. У неё одна тропинка, а у меня — сто». Хорошо, если бы чёртов браслет оказался дома, в небрежной кучке безделушек на комоде! А если она нацепила его, чтобы похвастаться перед подружками? Моя машина виляла, уворачиваясь от встречных.
— Мам, ты дома? Как дела? — я догадался позвонить матери.
— Дома, сынок, ты здоров?
Я невольно улыбнулся: маму не обманешь, чувствовала, что не всё спокойно.
— Вика у тебя?
— Да нет, а она собиралась?
Я положил трубку. Может, и невежливо, но на болтовню сил не было.
В квартиру Вики я буквально ворвался, потеряв остатки терпения в пробке под Лазаревском. Мне открыл сонный приятель дочки. Олег стоял в дверях, зевая и почёсывая промежность в труселях с сердечками.
— Вика где? — выдохнул я.
— Та у Танюшки ночует.
— У какой Танюшки?
— В Лоо, кажись, или не в Лоо… Ну, Танюшка же. Уехали в два, девичник же ж перед свадьбой.
Я грубо отодвинул женишка и прошёл в комнату. Щёлкнул выключателем
— Э, отец, ты чо? Проверяешь, что я тут не с чужой бабой? — хмыкнул он и зашлёпал следом.
Возможные бабы дочкиного приятеля меня не интересовали. Я стал рыться в шкатулке на комоде, но браслета там не было. Плетение из листьев и зеленоватых ягодок стояло у меня перед глазами, но в руки не попадалось. Олег спросил:
—Тебе мож, денег дать? Чо с побрякушками на ночь глядя сделаешь?
Я озверел. Сгрёб в кулак растянутую майку юного нахала и сказал:
— Денег? Я вас всех куплю и продам, так и знай. Ты и так мой хлеб жрёшь и в моей квартире живёшь.
— Ага, — кивнул бесстрашный дурак, — и дочь твою трахаю. Слыхал уже, что бы новое сказал, а то…
Я отпустил дурака и выхватил из кучи украшений кулон с жемчужной вставкой. Тоже мой подарок. А браслет Вика по всей видимости надела…
Где же искать дочь? Куда ехать? И как объяснить, что подарок надо не просто вернуть мне, а бросить его в море…
На улице я немного поостыл. Почему я так психанул, чего себе напридумывал? Сидит моя Вика с подружками, попивает пиво, обсуждает предстоящую свадьбу. А я-то, старый дурак…
Холодный ветер с гор сдувал дневной жар, в Лазаревском не было такого шквального дождя и ветра, как на Мезыби. Просто пришёл ночной холод, который бывает таким внезапным и долгожданным в этой части побережья. Было почти приятно ощущать спиной и плечами поглаживание ветра. В багажнике на чёрной мокрой куче моего водолазного костюма лежала, свернувшись, ювелирная змейка. «Переползла», — криво усмехнулся я, уже ничему не удивляясь, — зря я паникую…»
Дверь подъезда грохнула, ко мне бежал Олег, едва накинувший банный халат.
— Блин, тут такая засада! — задыхаясь, произнёс он, — не в Лоо они ни фига. Ни Вика, ни Танюшка. На катере они поехали кататься. Блин… Чо делать? Щас Танькин мужик звонил, в панике. Блин, в жир ногами…Девки там одни. Четыре девки.
Меня словно ударили пыльным мешком. В глазах помутилось. Я знал, что у Таньки есть катер, она хвалилась, что умеет управлять им не хуже любого мужика. Ей-богу, было бы лучше, если бы Танька не умела ничего, кроме как салаты строгать. Все бы дома сидели…
Я смотрел на матерящегося жениха и чувствовал, как меня покидает только что снизошедшее спокойствие от прохладного вечера. Медленно подкатывал жар.
— Чо делать? Чо делать? — повторял Олег.
— Может, там уже утихло. Видишь, в Лазаревском шторм спал. Не паникуй.
Я сел в машину, и быстро рванул прочь. Олега обмануть было можно, но не себя. Может, я ещё успею отдать дань?
Когда я добрался до устья Мезыби, то шторм стих совсем. Кто знал, скольких купальщиков и рыбаков недосчитаются с утра. Сколько катеров выходили в море? Пьяная удаль, бесшабашная юность. Море принимало всех.
Я нашёл знакомого рыбака и сунул задаток за лодку, тот покрутил у виска пальцем, но помог толкать борт от берега. Когда глубина воды не достигла плеч рыбака. Потом он поплыл обратно, борясь с волнами, которые были особенно рьяными именно на мелкой глубине, а я отправился как можно дальше. Я плыл и плыл, теряя из виду полоску пустынного пляжа. Затем мелкие брызги и туман накрыли меня. Я надеялся, что рыбаку удалось выбраться. Что предстояло испытать мне — я не представлял.
Знаете, бывает так: щёлкаешь выключателем, и комната озаряется светом, а ты ненадолго слепнешь. Так случилось и со мной. Ветер едва колыхал меня, а я даже не понимал, как далеко от берега отплыл, потеряв ориентацию в пространстве. Вёсла я опустил.
Вокруг меня был кокон тишины, а сам я находился внутри странного плотного воздушного столба. Конический зеркальный градиент от тёмного к светлому и обратно. На его полюсах мерцали области всеобъемлющей тьмы – морской глубины и чёрного неба. Такое ощущение, что свет исходил не с небес, а из моей лодки. Я подумал, что готов к любому чуду или кошмару и вытащил цепочку с кулоном-змеёй. Она была холодная, какой и должна быть дамская безделица, не согретая теплом живого тела. Красный глаз змейки потух. Я всмотрелся в густую бездну за бортом лодки, словно ждал, что к подарку протянет руку морская царевна. Цепочка легко выскользнула из моих пальцев и канула в волну. Она не поплыла ожившей мифической змеёй, а просто скрылась в пучине.
Кто-то шепнул мне: «Мало», и я достал кулон дочери и бросил его в волну. Подумал и раскрыл шкатулку покойной жены Пудового. Всё содержимое я вытряхнул в воду.
Все опасные цацки скрылись из виду так быстро, словно никогда и не существовали.
Ещё какое-то время я ждал знака, но ни море, ни небо не показали мне, что мой дар принят.
Я поплыл к берегу и через час причалил немного поодаль от того места, где меня ждал рыбак, обеспокоенный больше судьбой лодки, чем моим благополучным спасением. Он долго теребил меня нелепыми вопросами о том, что я видел и чувствовал, зачем плавал в такую непогоду. Я не стал ничего ему рассказывать. Произошедшее казалось мне сном или бредом. Сущей бессмыслицей. Я вернулся в машину, меня колотила дрожь. Холод ночного мрака словно проник под кожу. Я достал початую бутылку коньяка из бардачка и отхлебнул. Немного отпустило.
На приборной панели пискнул мой смартфон. Я наклонился и прочитал смс-ку на экране: «Папка, привет. Я в Сочи, у Таньки сломался катер. Скинь десятку на этот номер, надо срочно на починку. Целую».
Я развалился на сиденье и долго смотрел сквозь лобовое стекло на то, как рыбак привязывает лодки. Он помахал мне рукой, я нажал на сигнал в ответ.
Море приняло запоздалую плату.