Дипломант конкурса «Внезапная реальность. Вторая волна», специальный диплом вручён «За точность деталей»
Паюшина еле волокла ноги, в глазах темнело, глубоко вздохнуть не получалось. Словно её присыпало землей, только голова наружи, а сама погребена.
На входе в здание суда пристав улыбнулся и приставил пластиковый пистолетик к шапке девушки. Пикнуло.
— Тридцать пять и три, проходи.
Паюшина поднялась на второй этаж. В пустом кабинете секретарей судебных заседаний ее встретили столы, заваленные кое-как сшитыми делами в картонных папках. Из семисоставного суда вчера на работу вышли трое судей. Сколько болело рядовых сотрудников — Паюшина не считала.
Она стащила странно тяжелые ботинки и напялила туфли без каблуков. Ботинки затолкала под стол. Для чего поддерживать порядок в кабинете? Никого нет. Напротив дверь была приоткрыта, доносились приглушенные голоса.
— Обрабатывать здание опять не будут? — говорила судья Ситникова.
— От этой обработки толку никакого, только вонь. Скажи «спасибо», что выдали на нос по десять масок и по две пары перчаток, — отвечал ей коллега Брянских.
— Аттракцион «неслыханная щедрость» объявляется открытым! — громко съязвила Ситникова, — давай лучше дела делить. Заодно и посмотрим, что можно отложить, а где сроки «горят».
— Заботин, наверное, не придет сегодня. Вчера возмущался, когда дела распределяли. Когда в суде запарка, он болеет или наглеет. В прошлом году, помнишь, когда двое на курсы уехали, а я был в отпуске, он демонстративно на больничный ушел.
Паюшина покачала головой. Ей было всех жалко: Ситникову, Брянских, себя, заболевших соседок по кабинету. Вместе они работали уже десять лет, а Заботин был «новеньким», да еще и приезжим.
Паюшина предвидела, что ей одной в ближайшие дни предстоит бороться с непослушной «Фемидой». Электронный модуль, их «всевидящее око» фиксировал движение уголовных, гражданских и административных дел. Почему отложено дело? Кто не явился? Какой государственный орган проигнорировал судебный запрос? Секретари суда вносили вручную в программу данные, а та формировала отчет для статистического отдела. «Фемида» знала всё об отпусках и болезнях судей, об их качестве работы, о нагрузке и бог еще знает о чем. Сотрудники окрестили программу «Фемкой» за строптивый характер. Из-за нее «зависали» компьютеры, терялись данные в базах. Проще было рассмотреть дело, чем занести данные о нем в электронную базу. Паюшина вздохнула и ввела пароль. Отказ. Снова ввела пароль. Отказ. Снова, снова…Видимо, «Фемка» продолжала свою непримиримую и бессмысленную борьбу со всяким сотрудником. «Фемочка, не балуйся», — попросила Паюшина.
Брянских вышел из кабинета коллеги, захватив попутно несколько папок. Он пробежал мимо и даже не кивнул. «Повздорили», — Паюшина вздохнула и оттянула ворот водолазки. Дышать было нечем.
— Доброе утро, Аня. Это список наших дел. Перераспределили. Или распихали. Как больше нравится. Вбей данные в «Фемку». Все вкладки тщательно проверь. Должен быть идеальный отчет, — с подчиненными Ситинкова всегда говорила рублено и строго. Бросив взгляд на жалкое лицо секретаря, всё же смягчилась и добавила, — Аня, чего унылая такая? Как самочувствие?
— Что-то ходить тяжко, словно я беременная на последнем сроке, Галина Тимофеевна, — пожаловалась Паюшина.
— Одышка. Это плохо. Может, ты тоже у нас в «короне»?
— Боже упаси.
Ситникова положила список на стол. Красными «птичками» были отмечены дела, которые должна была рассмотреть Ситникова, а синими – Брянских. Дел у него было больше. Понятно, отчего он так разозлился.
— А Заботин Николай Васильевич пришел сегодня?
— Нет. И не отвечает на звонки. Мы сегодня с Брянских вдвоем остались. Но зато с тремя секретарями судебных заседаний. Люда и Катя — с ним, а ты, понятное дело, со мной.
Паюшина кивнула.
— Кстати, Галина Тимофеевна, вчера Заботин поднялся и ушел с работы. Часа в три. Даже компьютер не выключил и кабинет не закрыл. Сказал Кате, что ему плохо, канудит.
— Канудит? — усмехнулась Ситникова, — это что за словечко из словаря Даля? Впервые слышу.
— Может, это когда ломит суставы? Или тошнит… Я тоже такого слова не знаю.
— Афигеть! — Ситникова хлопнула себя по боку ладонью, — я неделю с температурой хожу на работу, мне больничный не открывают! Я за десять дней двухмесячную нагрузку по делам выполнила, а его канудит! Симулянт!
Ситникова вернулась в свой кабинет и продолжила бурчать за закрытой дверью.
Паюшина посмотрела в окно. Яблоня сбросила листья, но на самой верхушке все еще качались несколько подгнивших яблок. Толстая ворона перелетала с ветки на ветку, пытаясь поклевать сомнительное лакомство. Дерево помнило молодость здания суда – бывшей конторы межколхозстроя. В восьмидесятые сюда перебрались двое судей и восемь сотрудников канцелярии, нарсуд занял два этажа. Теперь судей было семеро, а сотрудников канцелярии почти сорок. Здание считалось аварийным, и никто его ремонтировать не собирался. В центре города стоял много раз обещанный, но даже не переданный на баланс трехэтажный монстр с колоннами. Он смотрел на центральную площадь поселка заколоченными оконными провалами. Лет через пять планировалось завершить строительство. Паюшина не обольщалась: эту песню про переезд она слушала все десять лет. Сначала планировали занять бывшее здание райклуба на другой окраине города, а теперь мечтали о помпезном долгострое в центре.
Размышления Паюшиной прервал телефонный звонок.
— Алло, а скажите, мое дело на одиннадцать кто будет рассматривать?
— Семеновский райсуд. Доброе утро. Отвечает секретарь судебного заседания Паюшина. Представьтесь, кто вы.
— Кто-кто! Конь в пальто. Щепкин я. Знаете такого? Так вот, кто мое дело будет рассматривать? Заботин или кто?
Паюшина знала этого сутяжника и поморщилась. Про себя подумала: «Только бы не мы!» и посмотрела в список.
— Судья Брянских.
Щепкин бросил трубку. Через час, придя в здание задолго до начала процесса, сутяжник злобно рыкал на судебного пристава, проверявшего его на входе.
— Оденьте маску, — голос пристава был слышен в пустом гулком здании даже с первого этажа.
— Не оденьте, а наденьте. Вы русский или кто? — нагло отвечал Щепкин.
— Маску наденьте!
— А вы дайте мне указ губернатора с синей печатью, где написано, что я должен в маске ходить. А вообще-то вы меня маской должны обеспечить. И чтобы у нее сертификат качества был! И чтобы вы мне дали письменную гарантию безопасности, что ваше здание обработано, и в нем в настоящее время не находятся лица с повышенной температурой тела. Вы должностное лицо или кто?
Паюшина услышала, как из соседнего кабинета вышла секретарь, работавшая в судебном составе Заботина. Катя двинулась разбираться с сутяжником, а Паюшина закрыла дверь и стала заполнять вкладки «Фемиды» о делах, лежавших на ее столе. Потом взяла папки с другого стола, а потом и залежи из сейфа. Печатала она быстро и «Фемка» пока не протестовала. Уткнувшись в работу, Паюшина не слышала воплей Щепкина, а когда посмотрела на часы, то они показывали половину десятого. Она позвонила по внутренней связи.
— Галина Тимофеевна, по шести делам нет явки. Там все извещены, это я еще в восемь часов проверила. Есть заявления на рассмотрение дел в отсутствие сторон. Отмечаю в «Фемиде» рассмотренными, так?
— Хорошо. Не понятно, когда отписывать решения будем, но… Отмечай, ладно.
Паюшина томно потянулась и ткнула пальцем в кнопку чайника. Погас свет, потемнел экран компьютера и противно запикал «бесперебойник».
Катя постучала в стену, картонные перегородки между кабинетами прекрасно пропускали звуки.
— Паюшина, ёлки! Занафига ты чайник включила! Вчера уборщица сказала, что розетка негожая, пробки вылетают. Я тебя убью!
Паюшина инстинктивно втянула голову в плечи и стала шуршать бумажками. Когда в кабинет заглянула встревоженная Ситникова, Паюшина увлеченно заполняла графы в описи первого попавшегося под руку дела, изображая святую невинность. Ситникова взглянула на пустую розетку и качающийся провод от чайника с потемневшей от старости вилкой.
— Я Заботину звонила, не дозвонилась. Жена тоже трубку не берёт. В поликлинику позвонила, там вообще бардак. Дай мне телефон замглавврача, его по семьсот пятнадцатому делу свидетелем допрашивали. Зайди в «Фемиду», во вкладку «свидетели». Там отмечен телефон.
— Света нет, Галина Тимофеевна.
— Так! Запиши тогда, а то забудешь. Еще вот что. Позвони в СИЗО-4. Напомни, что сегодня видеоконференция на два часа по делу Глушко.
— Света же нет! Какая видеоконференция… — почти простонала Паюшина, — это ж когда Петр Данилыч придет и наладит? Да и вызывал ли его кто-то? У него отпуск…
Ситникова в сердцах хлопнула дверью.
Приближался обеденный перерыв, Брянских все еще рассматривал дело Щепкина. Из зала заседаний слышалось невнятное бормотание судьи, прерываемое выкриками истца. Паюшина чувствовала упадок сил. Шариковая ручка выскользнула и покатилась по столу, остановившись у груды папок. Паюшиной хотелось лечь щекой на стол и подремать. Она налила из чайника холодной воды, растворила ложечку кофе и сыпнула сахару. Поверху поплыли нерастворенные гранулы буровато-коричневого цвета. Запаха от чашки почти не было. «Выдохся совсем, — подумала Паюшина, сунув нос в открытую баночку «Кофейни на паях». Меланхолично размешав холодный напиток, она отхлебнула несколько раз и поставила недопитую чашку на подоконник. Нет, это был чистый яд, а не кофе!
За окном ворона победила непокорное гнилое яблоко, сбив его вниз и увлеченно гоняя вокруг лужи. Неожиданно Паюшина рассмеялась: птица умела радоваться жизни, как никто в этом мрачном месте. Паюшина легла щекой на стопку дел и стала искоса наблюдать за птицей. Та взлетала и садилась на асфальт, подгоняя лапами и клювом импровизированный мяч. В кустах слева от яблони за ней лениво следил облезлый кот. Он знал, что ворона ему не по зубам, просто не хотел лишать себя увлекательного зрелища. Мимо прошел Пётр Данилыч. Он махнул руками на ворону, и та взлетела на яблоню.
«Вот гад! И мешала ему птица?» — подумала про себя Паюшина
Из зала заседаний вышел Брянских, полы мантии развевались при ходьбе, приоткрывая синие джинсы. Он сбежал по лестнице в свой кабинет. В тишине здания было слышно, как щелкнул ключ в двери. В кабинет к Паюшиной вошла Катя и плюхнулась на стул, молча показывая ребром ладони на свое горло, Паюшина кивнула. В коридоре, уперев руки в бока, убедившись, что его хорошо видно обоим секретарям, стоял Щепкин, стянув маску с носа на подбородок.
— Я вас засужу, пожалеете, что со мной связались, — говорил он театрально, брызжа слюной в сторону ответчицы по делу, — вы завтра работать не будете. Вылетите как пушечное ядро! Мое имя навсегда запомните: Семен Арнольдович Щепкин!
Катя встала со своего места и плотно закрыла дверь.
— Приставша у этого козла списала шестьсот два рубля с банковского счета, — доверительно шепнула Катя Паюшиной, — теперь он судится с ней. Уже третье заседание. Два провел Николай Васильевич, а одно — мы.
— Уже и на решение вышли? — безучастно спросила Паюшина, борясь с головокружением.
— Ага. Мне хотелось посреди процесса встать и сказать: «Щепкин, так тебя и растак! Тебе шестьсот рублей жалко? На тебе, из моего кармана, только иди и не трепли людям нервы!»
Дверь внезапно раскрылась, и на пороге кабинета оказался Щепкин. Паюшину пробил холодный пот.
— А вы почему без маски на рабочем месте? Это, между прочим, и общественное место тоже, — сутяжник торжественно достал из кармана смартфон и направил его камерой на Паюшину, — вот я сейчас вас запечатлею, пусть Судебный Департамент порадуется. Премии вас лишит, а, может, и с работы выгонит.
Паюшина резко встала навстречу Щепкину, но потолок предательски качнулся и поплыл над её головой.
***
— Ну, как ты там, Анечка? — голос Галины Тимофеевны в трубке телефона был особенно ласковый.
—Лежу вот. Сделали рентген, пятнадцать процентов поражения легких. А я и не кашляю, и не болит ничего, даже температуры нет. На КТ очередь. Мне послезавтра сделают вроде. Одышка мучит.
— А Николай Васильевич-то умер, острая почечная недостаточность, — неожиданно плаксиво сказала трубка и как-то неопределенно хрюкнула.
— Не может быть, что за бред… Он же симулировал вроде, — Паюшина привстала с подушек, уронив трубку на одеяло. В глазах вертелись серые и желтые пятна.
Авторadmin